Стал слегка забывать, как играть. Уж лет сорок прошло. Что-то там надо было этими косточками выбивать с поля.
Полагаю, из той же оперы игра в кегли, боулинг и даже кёрлинг.
_________________ Простите мне, " воистину всякий пред всеми за всех и за всё виноват. Не знаю я, как истолковать тебе это, но чувствую, что это так до мучения. И как это мы жили, сердились и ничего не знали тогда?" Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы".
Отсюда и вата Клали вату между рамами а на нее какое нибудь украшение, чаще всего гроздья калины или рябины, а посередине стаканчик с какой то жидкостью, кислоту как бы ставили, не знаю только какую, соляную, что ли. Потому и стаканчики с ядом
За пять минут уж снегом талым Шинель запорошилась вся. Он на земле лежит, усталым Движеньем руку занеся. Он мертв. Его никто не знает. Но мы еще на полпути, И слава мертвых окрыляет Тех, кто вперед решил идти. В нас есть суровая свобода: На слезы обрекая мать, Бессмертье своего народа Своею смертью покупать.
1942, Константин Симонов
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины... (А. Суркову)
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! - И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси. Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в Бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, все-таки Родина - Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела. Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые, Покуда идите, мы вас подождем. «Мы вас подождем!» - говорили нам пажити. «Мы вас подождем!» - говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла.
_________________ Единственное, что следует делать за спиной у человека - это молиться за него!
Давно уже его на свете нет, Того русоволосого солдата… Письмо плутало двадцать с лишним лет, И все таки дошло до адресата. Размытые годами как водой От первой буквы до последней точки, Метались и подпрыгивали строчки Перед глазами женщины седой… И память молчаливая вела По ниточке надорванной и тонкой, Она в письме была еще девчонкой, Еще мечтой и песенкой была… Он все сейчас в душе разворатил… Как будто тихий стон ее услышал- Муж закурил и осторожно вышел И сын куда-то сразу заспешил… И вот она с письмом наедине, Еше в письме он шутит и смеется, Еще он жив, еще он на войне, Еще надежда есть-что он вернется…
Блокада
Надежда Радченко
Чёрное дуло блокадной ночи. Холодно, холодно, холодно очень. Вставлена вместо стекла картонка. Вместо соседнего дома - воронка. Поздно. А мамы всё нет отчего-то. Еле живая ушла на работу. Есть очень хочется. Страшно. Темно. Умер братишка мой. Утром. Давно. Вышла вода. Не дойти до реки. Очень устал. Сил уже никаких. Ниточка жизни натянута тонко. А на столе - на отца похоронка.
_________________ Единственное, что следует делать за спиной у человека - это молиться за него!
Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет; Колокольчики ландышей в чаще зеленой цветут; На рассвете в долинах теплом и черемухой веет, Соловьи до рассвета поют.
Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы... Все цветет и поет, молодые надежды тая... О весенние зори и теплые майские росы! О далекая юность моя! 1900 Иван Бунин.
Ну вот... сирень уж отцветает... Весна готовится уйти, Впуская во владенья Лето, Которое уже в пути. Оно уже нам в спину дышит, Цветы колышет на ветру... Трава и кроны будто слышат: - - " Всё...ждите... Я уже иду! "
Знак тревоги нам Господом дан, Предвещание злых потрясений: Над Парижем горит Нотр-Дам, Отражаясь в разбуженной Сене. Превращается в серую пыль, То, что прежде стояло веками: Обгоревший обрушился шпиль, Раскалённый обуглился камень. Грош-цена нашим тщетным трудам, В бытии ненадёжном убогом. Над Парижем горит Нотр-Дам, Подожжённый невидимым Богом. Уберечь не сумели его, От огня и крутящейся сажи, Ни писатель суровый Гюго, Ни пожарные чуткие стражи. О любви позабудьте, мадам,- Стёкла окон мерцают пожаром. Над Парижем горит Нотр-Дам, Угрожая бедой горожанам. Возвращает к иным временам, Заставляя задуматься – где я, Погибающий в пламени храм, Что когда-то горел в Иудее. Разрушенье суля городам, Вызывая испуганный ропот, Над Парижем горит Нотр-Дам – Поминальной свечой для Европы.
Сейчас этот форум просматривают: Bing [Bot] и гости: 0
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете добавлять вложения