И действительно, герой, застрявший на долгие месяцы в одном и том же опостылевшем дне, и потому знающий посекундно все события этого дня, становится почти всемогущим.
А когда человек может все, он начинает реализовывать свои самые заветные желания.

И мы видим, как из вполне респектабельного, хотя и циничного персонажа, начинает лезть наружу откровенная дрянь. Он грабит инкассаторов, пристает к девушкам, пьянствует, устраивает безумные автогонки по рельсам железной дороги навстречу поезду.

«Прощупывая» новую реальность, он пытается осознать ее, понять свое место в этом странном мире одного бесконечного дня. Но начинает почему-то именно с безобразий и пакостей, которые, впрочем, не приносят ему радости.

Быть злым и шкодливым богом герою не понравилось, а других желаний он в себе не увидел. Отчаявшись, он пытается покончить с собой. Но оказалось, что это невозможно: бог умереть не может.

И тогда, постепенно, шаг за шагом, он начинает учиться быть добрым богом – спасает, хранит, защищает жителей городка от всевозможных бед и невзгод. Бесконечный «День сурка» заканчивается лишь после того, как герой полюбил творить добро, и, по сути, стал другим человеком.
Таков, вкратце сюжет фильма.

И мне подумалось вдруг, что это кино про нас всех. Про каждого из нас. Мы ведь тоже – боги. Не всемогущие, да. И все-таки могущие очень многое. Способные сами выстраивать свою жизнь, менять ее обстоятельства, ставить перед собой задачи, решать их, определять цели и стремиться к ним.

Так мы задуманы нашим Создателем, вложившим в нас Свой образ при сотворении. О каждом из нас у Него есть свой замысел, следуя которому, мы могли бы стать теми, кем Он хотел бы нас видеть – богами по благодати. Но увы…

Даже среди тех, кто ежедневно повторяет в молитве «…да будет воля Твоя на земле, как и на Небе», часто бывает недопонимание этих слов. Как будто эта воля сама по себе должна каким-то чудесным образом сойти с Небес, и тогда вокруг нас сразу же расцветут удивительные сады, а мы будем ходить среди прекрасных деревьев и наслаждаться их красотой и благоуханием.

Только садов вокруг почему-то все нет и нет. И благоухания тоже. Хотя мы, вроде бы, исправно молимся и терпеливо ждем…

А ведь тут все очень просто: не ждать следует, а самим учиться видеть и исполнять волю Бога. Потому что кроме нас эти сады на земле сажать больше некому. Нам, людям, а не кому-то еще Бог поручил быть здесь творцами Его воли.

И если мы не выполним этого поручения, то и не будет ее в нашем мире, сколько бы мы об этом ни молились. А вместо нее будет наша собственная воля. От которой ни нам, ни окружающим нас людям радости, прямо скажем, немного.

Святитель Григорий Нисский сравнивал жизнь человека вне Бога с жизнью несчастного ослика, вращающего жернова мельницы:

«С завязанными глазами мы ходим вкруг мельницы жизни, совершая один и тот же путь и возвращаясь на то же самое место. Позвольте мне разъяснить этот круговой путь: голод — насыщение, сон — бодрствование, скудость — изобилие. От одного мы переходим ко второму, затем опять к первому, затем опять ко второму, никогда не прекращая кругового движения».

Удивительное дело – написаны эти слова более полутора тысяч лет назад. А образы практически те же, что и в фильме: «…один и тот же путь… возвращаясь на то же самое место».

Наверное, потому что вся жизнь наша, в сущности – один большой многолетний «День сурка». И неважно, что наши календарные дни, в отличие от фильма, бегут, сменяя друг друга. Если мы при этом не меняем свое сердце, если не начинаем искать воли Божьей о себе, тогда – добро пожаловать в «День сурка». Мы точно так же застрянем в замкнутом круге собственных желаний, и словно ослики будем ходить по нему до тех пор, пока такая жизнь не опротивеет нам самим до смерти.

А выход из такой дурной бесконечности прост и очевиден даже на примере этого замечательного фильма – начни жить для других. Учись ценить каждого встреченного тобою человека, учись видеть – зачем Бог свел тебя с ним здесь и сейчас.

И пусть, в отличие от фильма, это будут разные дни, разные ситуации, разные люди – неважно. Каждый новый день это шанс изменить себя, научиться делать добро, полюбить его, сделать это добро необходимой частью своей жизни.

Конечно, получаться на этом пути будет не все и не сразу (собственно, как и у героя фильма). Но если, подобно ему, искать волю Божью о себе упорно и каждый день, то рано или поздно она начнет раскрываться перед тобой даже в повседневных мелочах твоей жизни.

И ты, наконец, начнешь выполнять свое главное предназначение – быть добрым богом, творящим на земле благую волю своего Творца.

(c) журнал Фома

Странным образом для меня именно кино стало маркером этой безвозвратно-уходящей «сволочной» жизни. Когда-то в юности я впервые посмотрел грустную комедию Георгия Данелия «Афоня». Хорошо помню, что в ту пору идентифицировал себя даже не с жизнерадостным забулдыгой-сантехником, а с его молодыми практикантами. Год назад пересматривал этот фильм. И тут – словно палкой по голове мысль: а ведь теперь ты здесь уже Коля-штукатур!
Да-да, тот самый – философствующий о смысле бытия персонаж Евгения Леонова, которого жена из дому выгнала. Лысенький, с брюшком, смешной и жалкий. Я внезапно понял, что теперь смотрю на события фильма именно его глазами, ему больше всех сочувствую, он мне сейчас ближе всех остальных героев. Всегда ощущал себя двадцатидвухлетним, а посмотрел старое кино и окончательно понял, что мне уже за пятьдесят.
Сволочная жизнь не то, чтобы уже взяла и прошла, но какой-то обидный подвох с ее стороны в этом открытии почудился.
Я вдруг осознал, что почти не помню прошедшие десятилетия. Память – будто серый клокастый туман, из которого выныривают разрозненные картины, события, люди, и тут же скрываются в нем опять.
Говорят, что прошлого нет, что оно – лишь воспоминание. Дык… мало того! На поверку оказалось, что даже как целостное воспоминание оно тоже не существует – это самое, прошлое. Какие-то обрывки, лоскутки, фрагменты, которые тщетно пытаешься связать воедино.
Собственно, мемуаристика как жанр, наверное, и является такой вот попыткой – ухватить прошедшую жизнь за хвост и хотя бы в памяти воссоздать то, что ушло безвозвратно. Но если делать это честно, не кривя душой перед самим собой, то вывод Пьера Ришара должен стать в этом жанре неизбежным эпиграфом для любого автора.
Один наш прихожанин, в ту пору уже пожилой много повидавший мужчина, рассказывал мне четверть века назад странную историю:
«Была как-то запарка по работе. Устал очень. Так хотелось в отпуск. И вот подошло время, получил отпускные, пришел домой. Думаю, на что бы его потратить с умом? А у меня в сенях стена из бревен. Один венец толще, другой тоньше, третий вообще горбатый. Кривая стена. Решил я ее выправить. Взял топор и принялся каждый день тесать эти несчастные бревна. Весь отпуск на это потратил, махал так, что к вечеру – спина в мыле. Стала стена ровная. А я стою, смотрю на нее и думаю – ну и зачем мне это было нужно?»
Тогда, по молодости, я не понял о чем этот рассказ. Теперь понимаю. Даже слишком хорошо понимаю. У самого таких «выправленных стенок» скопилось – хоть на базар неси.
С какого-то момента отчетливо начинаешь видеть, что жизнь перевалила за половину. И идет она уже не вверх, к какому-то воображаемому и желанному пику, а как раз наоборот – вниз, к вполне реальному и неизбежному концу.
Где-то на этом отрезке и приходит понимание того, что преподобный Исаак Сирин выразил всего в трех словах: мир – льстец и обманщик. Ну, или можно по-Ришаровски: вот сволочная жизнь, прошла и все с собой утащила…
Что же делать теперь? Мемуары сесть писать? Обстругать еще одну бессмысленную стенку?
Когда я разгребал в памяти этот серый туман, то заметил, что есть в нем просветы, затянуть которые он оказался не в силах. Люди, события, места – все это остается в сердце живой реальностью, если ты ощущал там Божье присутствие. Вернее сказать, Бог по апостольскому слову всегда …недалеко от каждого из нас (Деян 17: 27).
Но вот почувствовать Его близость, понять, что именно Он сейчас привел тебя в это место, Он свел с этим человеком, Он дал увидеть и услышать то, что ты сейчас видишь и слышишь – такое у меня было всего несколько раз в жизни. Лишь эти встречи и события сохраняются в сердце, словно неприкосновенный золотой фонд, лишь они придают убегающей сволочной жизни смысл и значение.
Вот этим и хотелось бы мне заняться во второй половине жизни. Научиться видеть Его святую волю о себе, научиться принимать ее, жить по ней. Держаться за нее, во что бы то ни стало, даже если все вокруг рушится и идет прахом. Чтобы, когда эта сволочная жизнь совсем пройдет, льстец и обманщик мир не оставил меня ни с чем, перемолов прожитые дни в бесформенную серую труху.
Бог – наша жизнь, Им мы живем, движемся и существуем. И Он действительно всегда рядом. Но лишь там, где мы открыли Ему свое сердце, наша жизнь перестает быть сволочной, и уже никогда не проходит. Наверное, это и есть – жизнь вечная.
(с) журнал Фома